Текст Драгоценные наставления о 16 кала. 9 стадия - пестование. Текст «Трипура рахасья». Распознать чистоту проявленного. История из Махабхараты о битве на поле Курукшетра. Вопросы и ответы.

Текст «Драгоценные наставления 16 стадиях нарастания луны внутреннего осознавания». Девятая стадия – пестование.

Даттатрея в «Трипура рахасье» говорит, что опыт временного, скоротечного самадхи не может привести к окончательному пробуждению. Невежество не может быть устранено теорией или скоротечным самадхи, поэтому и существует стадия пестования. Хотя ум распахнулся, бессмертный ребенок осознанности родился, тем не менее о нем нужно заботиться. Если йогин на этой стадии проявит небрежность и не позаботится о нем, этот «ребенок» вырастет невоспитанным или несовершенным.

Считается, что у детей самые яркие впечатления возникают в возрасте от трех до пяти лет, и в это время закладываются очень сильные отпечатки (самскары), которые будут влиять на всю последующую жизнь. Таким же образом на стадии пестования йогин выращивает достигнутое им состояние.

Даттатрея говорит:

«Невнимательные люди – просто глупцы, которые не могут постичь самадхи, повторяющегося снова и снова в их жизни. Они подобны человеку, который ничего не знает о сокровище, находящемся под полом его дома, и ежедневно ходит собирать милостыню.

Так что ты видишь, что самадхи бесполезно для таких людей. Разум (интеллект) младенцев всегда пребывает в неизменной форме, и все же они не постигают своей сущности».

Пестование означает, что, соприкоснувшись с внутренним солнцем, с безграничным светом, йогин постепенно выводит его на передний план своего сознания – в бодрственное состояние. Он его выводит сначала в форме ясности, затем бхавы. Именно это позволяет ему пребывать в естественном состоянии наяву, в бодрствовании, без погружения в медитативную дхьяну, без остановки концептуального ума. Это очень важный и принципиальный момент, поскольку до этого йогин, не знакомый с основами созерцания, мог заниматься концентрацией, медитацией махашанти (остановкой ума), начитыванием мантр, но с поддержанием осознанности в обыденном состоянии у него были трудности. Даже если он испытал вспышки сверхсознания, то в обычном бодрственном состоянии, когда он не сидит в медитации, он все равно остается обычным человеком. И пестование заключается в том, чтобы, испытав вспышку сверхсознания, вывести ее в повседневное, обыденное бодрственное состояние в форме ясности обнаженного осознавания и бхавы.

Даттатрея в «Трипура рахасья» (глава 19) так говорит:

«Какого рода усилие сможет помочь раскрытию извечно самосияющего сознания? Когда оно покрыто толстым слоем бесконечных васан (предрасположенностей и устремлений), его нелегко постигнуть. Наслоение должно быть вначале размочено струей пара обуздания ума, а затем тщательно счищено острой стамеской исследования. После этого нужно поворачивать закрытый крепеж с находящимся внутри кристаллом кварца – а именно, умом, очищенным вышеупомянутым способом, – на шлифовальном колесе бдительного осознавания и наконец открыть крышку крепежа рычагом проницательности».

Пестование – это, когда мы свой ум начинаем поворачивать на шлифовальном колесе нашего осознавания. Такое «поворачивание» называется учением о девяти освобождениях, о котором мы говорили ранее. Что означает «объединять естественное состояние с нейтральными мыслями»? Это означает, что у тебя возникают обыденные мысли, но ты не покидаешь присутствия, твое сознание не окрашивается бхавой этих мыслей, ты не скатываешься в опасное ущелье двойственного мышления, то есть ты не потакаешь этим мыслям. Ты именно позволяешь этим мыслям проявляться как самоосвобожденной игре.

Затем ты учишься объединять созерцательное присутствие с саттвичными (или мирными) мыслями. Размышляя о качествах божеств, о Прибежище, вслушиваясь в звук мантры, ты объединяешь это с созерцательным присутствием, не отделяя уже практику мантры от присутствия, позволяя им полностью объединиться. При этом ты не впадаешь в этерналистское восприятие мантры или размышления и не впадаешь в опасное ущелье двойственных мыслей, в простое потакание мысленным концепциям, пусть даже и саттвичным. Ты однозначно все равно пребываешь в присутствии, но созерцание объединяется. То есть, если ты визуализируешь форму божества (это уже попадает под категорию мирной, саттвичной мысли), то ты визуализируешь не этерналистским способом двойственного поклонения, а ты полностью объединяешь ее с присутствием, рассматривая эту мысль как проявление природы своего Ума. Это очень тонкий момент.

Например, я сталкивался с такими высказываниями практикующих, которые пытались начитывать мантру: «Я постоянно начитываю мантру, но она не идет». А куда она должна идти? Она должна оставаться на месте, а вы просто ее начитываете. Я тогда спрашиваю: «А что вы хотите от мантры получить? Понимаете ли вы цель, с которой ее начитываете? Понимаете ли вы, как именно мы ее начитываем в контексте учения лайя-йоги?» Некоторые считают, будто нужно кого-то призывать или должен быть какой-то результат, и из-за этого у них возникает беспокойство. Но это именно объединение созерцательного присутствия. Если созерцательное присутствие может объединяться с тарелкой супа, с ходьбой в туалет, то я не понимаю, почему оно не может объединиться с мантрой. В чем здесь загвоздка? Вроде бы оно должно объединяться с ходьбой, косьбой, раздеванием и одеванием, но как только подходим к мантре, сразу какое-то напряжение возникает. Почему? Очевидно, мантра была здесь выделена как некое «священное действие», совершенно отличное от ходьбы, косьбы, ходьбы в туалет, как что-то, совершенно особенное, для выполнения чего надо прилагать усилие, планировать какие-то цели, ожидать какой-то результат. Именно поэтому и возникло напряжение. Поэтому я обычно спрашиваю в таких случаях: «А почему вы ее так выделяете? Ведь это такое же действие, как все остальное. С ним надо просто научиться объединяться, не желая получить от него чего-либо, и тогда это станет подлинной созерцательной практикой». С точки зрения объединения мантра и косьба травы – это на уровне воззрения равноценные действия, с которыми следует научиться объединяться. Но как только мы не понимаем процесса объединения и начинаем воспринимать мантру как некую отдельную этерналистскую, двойственную практику, тогда возникает напряжение и трудности: мы от нее что-то хотим, мы очень стараемся, но чем больше мы стараемся, тем больше у нас не получается. На самом деле все очень просто – надо оставаться в том же самом присутствии при начитывании мантры.

Наконец, существуют гневные мысли, с которыми следует научиться объединяться. Я не сторонник того, чтобы кто-то сидел и специально выращивал гневные мысли – в этом нет ничего хорошего. Речь идет о принципиальной возможности практики в такой момент, то есть вы понимаете, как с этими энергиями работать. И если они появляются, вы не впадаете в панику и в замешательство, а остаетесь в том же созерцательном присутствии и мгновенно распознаете пустотность гневных мыслей, тем самым лишая их силы. Это подобно тому, как змея внезапно вскочила перед вами, а вы выдергиваете у нее ядовитые зубы, поэтому она больше не властна над вами. Это и есть принцип объединения при пестовании.

Таким же образом при пестовании вы объединяетесь с тремя типами речи, и с тремя типами действий: мирными (саттвичными), нейтральными и даже гневными.

Вопрос:

«Гуру, считается, что если ты разгневался, рассмеялся, повелся на то, что тебя не удовлетворяло, или как-то себя самовыражаешь, то ты не находишься в присутствии, в осознавании. Мое мнение, что ты сам можешь определить, был ли ты в присутствии или не был, находился ли ты в осознавании, даже если ты гневаешься, как-то выражаешь себя. То есть только ты сам можешь ответить на этот вопрос».

Почему? Старший монах может ответить.

«Я не имею в виду отдельно взятого человека. Я говорю в общем. Почему считается, что ты должен быть спокойным, как удав, грубо говоря, тебя ничего не должно волновать, и тогда ты находишься в таком глубоком присутствии».

Дело в том, что осознанность предполагает интеграцию. Причем интеграцию со всеми элементами, с которыми ты вступаешь во взаимосвязь. А интеграция означает кристальную ясность, понимание. Например, ты следуешь монашескому канону, в котором сказано, что не следует проявлять гнев, и при этом говоришь, что ты осознанно гневаешься. Но получается, что твоя осознанность не глубока, то есть она не учитывает факт того, что ты нарушишь монашеский канон, внесешь дисгармонию, пробудишь чьи-то негативные мысли, поспособствуешь чьему-то падению и вызовешь много неприятных факторов даже в состоянии осознанности. А это тебе надо?

«Гуру, я говорю о том, что многие подразумевают под осознанностью какое-то чуть ли не аморфное состояние».

«Отмороженное» состояние, да? Понятно. Я понял. Осознанность может включать в себя эмоции. Можно осознанно проявить и бурю гнева, если это соответствует ситуации и спасет какое-нибудь живое существо. Но осознанность подразумевает прежде всего способность учитывать многообразие факторов и интегрироваться с ними. Если ты следуешь пути винаи, то ты проявляешь осознанность в соответствии с ней. Если ты следуешь пути авадхуты, то тебе по твоему канону надо проявлять что-то другое – это другой вид осознанности. Если ты следуешь пути домохозяина, то тебе следует проявлять любовь и привязанность к семье и заботиться о ней – это третий вид осознанности. В любом случае осознанность кроме наличия ясности в момент действия подразумевает интеграцию с многообразием окружающих тебя факторов и энергий, то есть эта осознанность практична. Разумеется, это не отмороженное состояние. Однако монаху нет смысла упражняться в проявлении гнева

Всем известен один бывший монах, который пытался убедить других, что он гневается осознанно, поэтому ему нет смысла сдерживать гнев. Он считал, что это его игры, что это его форма проявления гневного божества, поскольку он объединяется с этими энергиями. Я всегда в душе посмеивался над этим и думал: «Придет твое время. Время все покажет». Так оно и случилось. Думал ли он тогда, когда говорил это, что на этой лекции уже будет отсутствовать, потому что уже будет мирянином. Не думал. Это пример поверхностной, не глубокой осознанности.

Мы можем много чего мнить о себе, но есть карма, и в определенный момент, астрологический или кармический, она тебя щелкнет легонько, и ты полетишь со своего поста, лишишься статуса и т. д. Даже боги иногда делали ошибки, переоценив свои способности.

Другой момент, что истинная осознанность – это не проявление клеш, а способность превратить эти клеши в чистое видение. Другими словами, эмоция может проявиться, но на стадии полной интеграции, гнев может быть трансформирован во что-то абсолютно чистое, абсолютно позитивное.

Например, был случай, когда я однажды пришел в ярость. Это было еще в Крыму. Кто-то совершил очень большую глупость, которую никак нельзя было делать. От этого действия зависела судьба других практикующих, авторитет сангхи, распространение учения – много чего. Я просто был взбешен. Эмоции проявлялись на относительном уровне, но в душе я посмеивался над этими эмоциями и видел это просто как игру. То есть одновременно было два сознания: одно огромное, присущее обыденному состоянию сознания, и погруженность в него, а также было все, что касалось относительной ситуации, поверхностного ума и гнева. Видя эту ситуацию, я не покидал базового, главного сознания, и все больше в него проникал, смеясь над этим гневом, над относительной ситуацией, а через некоторое время это состояние полностью исчезло. После этого я прочитал хорошую лекцию мирянам, которая очень сильно их вдохновила. Выходит так, что гнев превратился во что-то позитивное, в то, что действительно помогло другим.

Впоследствии я часто наблюдал, что, когда у меня проявлялись какие-либо энергии или эмоции, они всегда превращались во что-то позитивное: либо в какой-либо проект служения, либо в песню, либо в комментарий к трактату и т. д. Всегда было так, что какая бы эмоция ни проявлялась, она всегда превращалась в чистое видение. Я даже ничего не делал для этого, я не уговаривал себя, что должен контролировать гнев, а просто оставался в присутствии. Этот гнев никогда не проявлялся ни в форме речи, ни в форме действий. Это была моментальная вспышка энергии, вспышка праны. Это подобно тому, как вас кто-то испугал, и муладхара-чакра открылась. Но поскольку сознание работает на опережение, оно мгновенно берет под свой контроль эту вспышку праны и превращает ее во что-то другое. Объединение с такими проявлениями означает, что вы опережаете подобные вспышки праны, и они всегда у вас превращаются в чистые проявления, в чистое видение. Вы испытали нечто, а это проявилось в форме бхаджана; еще испытали нечто, а это проявилось в форме какой-либо иконы, скульптуры, благословения. Выходит так, что вам шлют проклятия, а из вас исходит благословение. Это и есть полное объединение и интеграция, полное очищение остаточных карм, которые возникают, изменение представления о самом себе.

В Индии, как известно, существует кастовая система, и до Махатмы Ганди она была довольно устойчивой. Махатма Ганди объявил борьбу с кастовой системой и впервые начал называть неприкасаемых хариджанами (детьми Бога). Хотя в двадцатом веке кастовая система значительно ослабла, тем не менее в деревнях и в отдаленных от столицы местностях еще существовали очень большие ограничения при взаимоотношениях с неприкасаемыми. Неприкасаемым не разрешалось пить из одного колодца, ходить по тем дорогам, где ходят все остальные касты, заходить в кафе, учиться и т. д. Один из лидеров движения неприкасаемых, который боролся за их права, даже стал министром в статусе неприкасаемого. И когда ему не удалось договориться с политическими деятелями об отмене ограничений, он призвал всех неприкасаемых перейти в буддизм. Поэтому около шести миллионов неприкасаемых обратились в буддизм из-за ограничений кастовой системы. Если человек переходил в буддизм или мусульманство, то он автоматически выходил из статуса неприкасаемых и становился уважаемым человеком. Но, если он находился в ортодоксальном индуизме, то на него действовали все ограничения. Эти ограничения официально запрещены, и сейчас есть программы помощи неприкасаемым. Но все равно, говорят, что если неприкасаемый зайдет в кафе, то ему будут наливать воду или давать сдачу отдельно от других людей. Подсознательно существуют такие взаимоотношения, поскольку люди сильно боятся оскверниться. Почему они боятся оскверниться? Дело в том, что неприкасаемые по сложившейся традиции занимаются грязной работой: убийством животных, сжиганием трупов, выделкой шкур, то есть все нечистое выполняет сугубо каста неприкасаемых. Другие касты не могут взяться за это. Например, я недавно видел картину, как один слесарь-сантехник из касты неприкасаемых стоял по горло в канализации и занимался ремонтом, а другие шли мимо и смотрели на него свысока.

На фоне этой обстановки в одной из общин касты неприкасаемых появился человек, который увидел, что находится в больших ограничениях, что ему не добиться успеха в жизни, если он будет неприкасаемым. Тогда он начал главам и старейшинам общины (у них тоже есть такие) говорить, что им нужно перенимать жесты брахманов, носить брахманские шнуры, осваивать их манеры, постепенно учить веды, носить их одеяния. Они начали перенимать все привычки и правила поведения высших каст: вводить вегетарианство, читать веды, носить брахманские шнуры, делать посвящения, устроили более строгие взаимоотношения во время брака и т. д. Параллельно с этим они начали распускать мифы о том, что их каста имеет происхождение чуть ли не от кшатриев. Некоторые брахманы даже взялись обосновать это, поэтому с тех пор появилась поговорка: «Хорошо заплати брахману, и он выведет твою родословную, хоть до самого Брахмы». Через некоторое время эта община вышла из статуса неприкасаемых, и в больших городах она получила признание: ее стали числить то ли шудрами, то ли вайшнави. Они получили право занимать различные статусы, должности, то есть они стали уважаемой и культурной прослойкой населения. Можно сказать, что один человек изменил судьбу большого клана, целого народа, нескольких миллионов человек. И это стало возможно в результате проявленной силы намерения, в результате того, что они установили другое видение внутри своего сообщества. Они поменяли не только свои привычки, но даже свое прошлое.

Этот пример меня очень вдохновил, потому что, когда мы занимаемся пестованием, поддерживаем созерцание и божественную гордость, мы, можно сказать, занимаемся почти тем же самым только в масштабах собственного «я». У нас есть много ограничений, и наше эго, наша карма, наше нечистое видение подобны такому неприкасаемому. Наше эго, как и неприкасаемого, никуда, кроме мира людей или асуров, не пускают: ни к богам, ни тем более еще выше. Но постепенно, черпая свет внутреннего осознавания, мы приучаем его к другому видению, мы учимся сублимировать все кармы, полностью меняя в конце концов даже свое прошлое.

Процесс пестования – это внедрение в себя чистого видения, проникновение его во все аспекты жизни. Когда такое пестование глубоко проникнет в вас, внезапно окажется, что вы являетесь воплощением какого-нибудь божества, причем не в фантазиях, а на самом деле, просто раньше это не было видно относительному уму. Внезапно окажется, что это ваше воплощение было определенной миссией или лилой, чтобы это божество что-то реализовало. Все внезапно увидится иначе, окажется другим.

Когда началось сражение на поле битвы Курукшетра, Дрона, великий мастер в применении магических сил, оружия Нараяны и других, не давал Пандавам одержать победу. Используя магическое оружие, он вокруг себя тысячами убивал воинов Пандавов, сея страх. Дрона был подобен богу войны, который сам выступил на поле битвы, поэтому Пандавы задумались, что же им делать. Он был брахманом и наставником в боевых искусствах братьев Пандавов и многих из их войска, и его невозможно было победить. И тогда было принято решение воздействовать на сознание Дроны каким-то другим способом, а именно обманом. Поскольку он дал обет, что прекратит сражаться, как только узнает, что его сын Ашваттхама погиб в битве, ему решили солгать, сказав, что его сын погиб.

Один из Пандавов сказал: «Ты сражаешься, а твой сын Ашваттхама убит». Дрона не поверил, и решил спросить об этом Юдхиштхиру, зная, что тот никогда не лжет. Юдхиштхира был приверженцем моральных принципов, которые очень уважал, и он не мог солгать Дроне, который ему доверял, поэтому сомневался. Но пришел Кришна и сказал: «Сейчас не время для данных обетов. Если мы не изменим сейчас ситуацию, Дрона просто всех убьет». Поскольку Кришна не был связан моральными принципами Юдхиштхиры, он ему посоветовал солгать. Когда Дрона спросил, действительно ли Ашваттхама убит, Юдхиштхира сказал: «Да, убит. Слон». «Слон» он сказал тихо, про себя, потому что на самом деле был слон по имени Ашваттхама, которого убили в битве. Это типа как сложить «пальцы крестиком». Сказав так, Юдхиштхира посчитал, что он не виновен во лжи.

Когда он это сказал, Дрона сразу поник духом. А поскольку он был выдающимся святым, он отказался от дальнейшей битвы и просто вошел в самадхи. В тот момент, когда он начал входить в самадхи, Дриштадьюмна, главнокомандующий армии Пандавов, подошел к нему, связал и отсек голову. Сам же Дрона исчез во вспышке света, которая пронеслась в сторону богов над полем битвы Курукшетра. Поскольку в относительном измерении эти события развивались дальше, многие кшатрии осудили поступок Дриштадьюмны, который, воспользовавшись беспомощностью Дроны, так поступил.

Ашваттхама, узнав, как бессовестно обманули его отца, пришел в ярость. Он был лучшим учеником Дроны и также владел многими магическими видами оружия, в том числе оружием Нараяны, которое, если его запустить, убивает всю живую силу на поле противника, но только в том случае, если противник воюет. Если противник бросает оружие, отказывается от злобных намерений, то оно перестает действовать. Оружие Нараяна было получено как благословение от самого Брахмы, и благословение было таково, что этому оружию невозможно противодействовать. Ашваттхама дал страшную клятву отомстить за своего отца и начал одно за другим применять магической силы оружия. Он использовал оружие Агнея, Варуна, Нараяны, Брахмастра и множество других видов оружия, которыми не воевали люди, поскольку все они требовали особых посвящений, управлялись мантрами или силой сознания. Говорится, что когда он применял их, то менялась топология пространства: солнце закатывалось, налетал ветер или в воздухе материализовались множество видов оружия, начинали выть собаки. Из-за этого Пандавы снова начали терпеть страшнейшие поражения. То есть они уже начали было праздновать победу, поскольку Кауравы, удрученные гибелью Дроны, отступали, но Ашваттхама все изменил. Применив свое оружие, он просто рассеял войско Пандавов.

И тогда Арджуна, который считался просто хорошим лучником, рискнул тоже применить магическое оружие, которым он владел. Именно для этого он в прошлом выполнял аскезы и по благословению Шивы обучался на небесах тридцати трех богов у своего небесного отца Индры различным тонкостям владения божественным оружием – оружием Брахмы.

Нейтрализовать оружие Нараяны можно было только одним способом: остановиться, прекратить воевать и бросить оружие. Тогда Пандавам посоветовали прекратить воевать, чтобы оружие Нараяны их не убило. Пандавы так и сделали, поэтому оружие Нараяны на некоторое время приостановило свое воздействие. Вместо того чтобы убить всех, оно убило всего лишь одну акшаухини. Акшаухини – это единица армии, где есть сотни тысяч воинов, много колесниц, слонов и так далее, это что-то типа дивизии. Когда это оружие перестало действовать, то Арджуна активизировал свое оружие Брахмы, полученное от Индры, от которого также не было противоядия. Он силой своего оружия заставил усмириться оружие Нараяны. Выходит так, что он тоже изменил кармическое видение целого пространства оружием Брахмы и нейтрализовал оружие Нараяны, которым владел Ашваттхама.

Ашватхама в большом расстройстве возмутился, почему же оружие, данное как благословение, не подействовало полностью. Оно должно было разрушить целый мир вместе с Пандавами, а оно убило только одну акшаухини. В сильном разочаровании он сказал: «Все это майя, иллюзия» – и прекратил сражаться. Он задал вопрос одному из мудрецов, своему покровителю. Этот мудрец сказал: «Ты потерпел поражение не потому, что не был доблестным воином, а потому, что встретился с более возвышенным сознанием – с Арджуной». Ашваттхама никогда не думал, что Арджуна представляет что-то из себя, поскольку воспринимал его просто как хорошего воина. Но этот мудрец сказал: «Ты должен знать, что Арджуна – это сам Нара-Нараяна, воплотившийся в теле. Много тысяч лет он совершал ужасающие аскезы, достигнув такого же положения, как у самого Брахмы. И сейчас тот, кого ты видишь Арджуной, – это его проекция, иллюзорное тело, которое играет здесь с определенной целью. Это достойная душа, у которой следует принять Прибежище». Когда он это сказал, у Ашваттхамы сразу переменилось сознание, он проникся большим уважением к Арджуне и сказал: «Раз так, то потерпеть поражение от такой великой души – это большое благословение».

Именно так меняется представление о самом себе в процессе практики самоузнавания, когда ты узнаешь себя как проявление каких-то божественных энергий, вместо того чтобы узнавать себя как ограниченную личность. До самоузнавания это не известно, кажется мифом, фантастикой. После самоузнавания это становится естественным фактом.